Случай, о которым я хочу поделиться, известен многим, описан и изучен – широко. Мне остается лишь собрать воедино материал, изложить его в последовательности и прикрепить фотографии – иных задач я перед собой не ставлю. Но сделаю лишь маленькое отступление и внесу немного ознакомительного материала для полноты картины.
У Йозефа Геббельса и его жены Марты было шестеро детей. Все их имена начинаются с одной букву в честь Адольфа Гитлера (H): Хельга, Хильда, Хельмут, Хольда, Хедда, Хайди. От первого брака у Марты был еще один сын по имени Харольд, первая буква его имени случайно совпала с буквой «H». На момент описываемых событий Харольд находился в плену в Северной Африке и позже, но уже в 1967 году, погиб в авиакатастрофе (на фото он в форме).
Рано повзрослевшая 13-ти летняя Хельга, не могла не осознавать всю серьезность сложившийся ситуации. Свидетельством ее рассудительности является письмо которое она писала последние дни жизни в Бункере. Письмо предназначалось ее первой и последней любви, Генриху Лею. Хельга своими глазами видела результаты отцовский деяний, и четко понимала, что является дочерью одного из самых страшных преступников Третьего Рейха. Она же была и любимицей Гитлера.
Я хотела только отвести Блонди фрейлейн Браун, но вспомнила, что она очень ее не любит. И я села с Блонди в одной комнатке и стала ждать. Блонди на всех рычала, кто заходил, и вела себя странно. За ней пришел герр Гитлер, она только с ним пошла.
Я слабая… Но у меня есть Гете…
Нельзя и некуда идти,
Да если даже уйти от стражи,
Что хуже участи бродяжьей?
С сумою, по чужим, одной
Шататься с совестью больной,
Всегда с оглядкой, нет ли сзади
Врагов и сыщиков в засаде!
Генрих…
И вижу я живо
Походку его,
И стан горделивый,
И глаз колдовство.
И слух мой чаруя,
Течет его речь,
И жар поцелуя
Грозит меня сжечь.
Где духу набраться,
Чтоб страх победить,
Рвануться, прижаться,
Руками обвить?
Генрих… Генрих…
Когда буду отдавать письмо, поцелую твоего папу.
Хельга. » Конец письма.
«Документ, условно названный «письмо-дневник Хельги Геббельс», был обнаружен в мае 1945 года. Тогда с ним имел возможность ознакомиться Лев Безыменский, получивший задание перевести письма Геббельса Жукову. Сотрудники СМЕРШа получили копию этого документа от дантиста Геббельсов Гельмута Кунца. Подлинник Кунц до ареста успел передать кому-то из членов своей семьи. Еще одну копию уже после своего освобождения из советского лагеря Кунц отдал Генриху Лею, которому оно и было адресовано. После смерти Кунца подлинник письма был, видимо, продан на аукционе. В данный момент находится в Германии, в личном архиве.»
Далее, согласно версиям произошло следующее: вечером 1 мая 1945 года Марта самолично выкупала всех своих детей и одела в белые ночные рубашки. Затем распорядилась вызвать из госпиталя доктора Кунца.
«Вопрос: Уточните более обстоятельно, что произошло с Геббельсом и его семьей.Ответ: 27 апреля с.г. перед ужином, в 8 — 9 часов вечера я встретил жену Геббельса в коридоре у входа в бункер Гитлера, где она мне заявила, что хочет обратиться ко мне по одному очень важному вопросу, и здесь же добавила: «Сейчас такое положение, что, очевидно, нам придется умереть», — а поэтому просит меня, чтобы я помог умертвить ее детей, на что я дал свое согласие. После этого разговора жена Геббельса пригласила меня в детскую спальню и показала мне всех своих детей. В это время дети собирались ложиться спать, и я с ними ни с кем не разговаривал. В тот момент, когда дети уходили спать, зашел сам Геббельс, который пожелал спокойной ночи детям и ушел. Пробыв в комнате 10— 15 минут, я попрощался с женой Геббельса и ушел к себе в госпиталь, который располагался там же в бункерах, примерно 500 метров от бункеров Гитлера, Геббельса и других лиц, находившихся при ставке Гитлера. 1 мая с.г., примерно в 4 — 5 часов дня мне в госпиталь позвонила по телефону жена Геббельса, которая заявила, что прошло уже достаточно времени, и просила сейчас же прийти в бункер. После чего я направился к ней, но без всяких медикаментов. Когда я пришел в бункер Геббельса, то застал в рабочем кабинете самого Геббельса, его жену и государственного секретаря министра пропаганды Наумана, которые о чем-то беседовали. Обождав у двери кабинета примерно минут 10, когда Геббельс и Науман вышли, жена Геббельса пригласила меня зайти в кабинет и заявила, что решение уже принято (речь шла об умерщвлении детей), т.к. фюрер умер и примерно в 8 — 9 часов вечера части будут пытаться уходить из окружения, а поэтому мы должны умереть. Другого выхода для нас нет.
Во время беседы я предложил жене Геббельса отправить детей в госпиталь и представить их под опеку Красного Креста, на что она не согласилась и заявила: пусть лучше дети умирают…
Минут через 20, в момент нашей беседы в рабочий кабинет вернулся Геббельс, который обратился ко мне со словами: «Доктор, я вам буду очень благодарен, если вы поможете моей жене умертвить детей».
Я Геббельсу также, как и его жене, предложил отправить детей в госпиталь под защиту Красного Креста, на что он ответил: «Это сделать невозможно, ведь все-таки они дети Геббельса».
После этого Геббельс ушел, и я остался с его женой, которая около часа занималась пасьянсом (гадание на картах).
Примерно через час Геббельс снова вернулся вместе с зам. гауляйтера по Берлину Шахтом, и поскольку Шахт, как я понял из их разговора, должен уходить на прорыв с частями немецкой армии, он простился с Геббельсом. Геббельс подарил ему очки в роговой оправе темного цвета со словами: «Возьмите их на память, эти очки носил всегда фюрер». После этого Шахт попрощался с женой Геббельса, а также со мной и ушел.
После ухода Шахта жена Геббельса заявила: «Наши сейчас уходят, русские могут в любую минуту прийти сюда и помешать нам, поэтому нужно торопиться с решением вопроса».
Когда мы, т.е. я и жена Геббельса, вышли из рабочего кабинета, то в передней в этот момент сидели два неизвестных мне военных лица, один в форме «Гитлерюгенд», форму второго не помню, с которыми Геббельс и его жена стали прощаться, причем неизвестные спросили: «А вы как, господин министр, решили?» Геббельс ничего на это не ответил, а жена заявила: «Гауляйтер Берлина и его семья останутся в Берлине и умрут здесь».
Простившись с указанными лицами, Геббельс возвратился к себе в рабочий кабинет, а я вместе с его женой пошли в их квартиру (бункер), где в передней комнате жена Геббельса взяла из шкафа шприц, наполненный морфием, и вручила мне, после чего мы зашли в детскую спальню. В это время дети уже лежали в кроватях, но не спали.
Жена Геббельса объявила детям: «Дети, не пугайтесь, сейчас вам доктор сделает прививку, которую сейчас делают детям и солдатам». С этими словами она вышла из комнаты, а я остался один в комнате и приступил к впрыскиванию морфия, сначала двум старшим девочкам, затем мальчику и остальным девочкам. Впрыскивание делал в руки ниже локтя по 0,5 кубика. Процедура впрыскивания продолжалась примерно 8—10 минут. После чего я снова вышел в переднюю, где застал жену Геббельса, которой заявил, что нужно обождать минут 10, потом дети заснут, и одновременно я посмотрел на часы — было 20 часов 40 минут (1 мая).
Спустя 10 минут жена Геббельса в сопровождении меня вошла в спальню к детям, где пробыла минут 5, каждому из них вложила в рот по раздавленной ампуле цианистого калия. (Цианистый калий находился в стеклянных ампулах, которые содержали 1,5 куб.) Когда мы вернулись в переднюю, она заявила: «Все кончено». Затем я с ней направился вниз, в рабочий кабинет Геббельса, где застали последнего в очень нервозном состоянии, расхаживающим по комнате. Войдя в кабинет, жена Геббельса заявила: «С детьми все кончено, теперь нам нужно подумать о себе». На что ей Геббельс ответил: «Нужно торопиться, так как у нас мало времени».
Историческая фотография сделанная в мае 1945 г., имела цель запечатлеть следы насилия на лице ребенка. Вероятно девочка сопротивлялась перед смертью, не желая принимать ампулу с ядом, что противоречит показаниям Кунца.
Позднее, эта история получила свое удивительное продолжение. Напомню, что письмо Хельги было адресовано Генриху Лею, который впоследствии приложил усилия, чтобы пролить свет на эту историю.
Согласно материалам статьи Московской газеты ( Газета № 272 ) Елена Съянова пишет следующее:
» В 1954 году в ФРГ был принят Закон об амнистии. По этому закону «за некоторые преступления, совершенные во времена национал-социализма», преследовать далее либо запрещалось, либо предлагалось «снижать меру пресечения при наличии смягчающих обстоятельств». Но в то же время власти ФРГ инициировали расследования, призванные создавать видимость принципиальной позиции власти, выраженной фразой канцлера Аденауэра: «Ничто не будет забыто». Одним из таких расследований стало в середине 50-х годов «Дело об умерщвлении шестерых малолетних детей супругов Геббельс». 18 октября 1958 года в Мюнхене по нему состоялось первое судебное заседание.
Судья Генрих Стефаниус допросил главного свидетеля, бывшего обершарфюрера СС Гарри Менгерсхаузена. Свидетель сообщил, что в предполагаемый момент смерти детей с ними находились их родители и доктор Штумпфеггер, который погиб в начале мая 1945 года. Гербер Линц, представитель левой американской прессы, коммунист, показал судье копию протокола допроса дантиста по имени Гельмут Кунц, которую якобы получил «по каналам русских». Кунц сообщает, что 29 апреля он находился в бункере и оказывал помощь Магде Геббельс.
Перед вторым заседанием американский журналист Герберт Линц нанес Кунцу визит и показал ему копии допросов от мая 1945 года, на которых Кунц признался следователям СМЕРШа, что лично сделал детям Геббельсов усыпляющие уколы морфия, а затем присутствовал при том, как Магда Геббельс своими руками давала своим детям яд. «Таким образом, если я попрошу моих русских друзей представить подлинники ваших признаний от 1945 года, вы станете не свидетелем, а соучастником преступления, убийства детей», — сказал журналист Кунцу. — А если хотите, чтобы этого не случилось, расскажите правду мне».
Но Кунц наотрез отказался разговаривать с «паршивым америкашкой». Тогда Герберт Линц назвал свое подлинное имя — Генрих Лей, сын бывшего вождя Трудового фронта Роберта Лея. В 1940 году в возрасте восьми лет мать увезла его из Германии, а в 1955-м он получил американское гражданство.
Гельмут Кунц, пораженный этим фактом, сказал Генриху, что у него тоже есть для него документ. И показал это самое письмо Хельги. Читая письмо и слушая Кунца, Генрих Лей сумел восстановить некоторые обстоятельства трагедии, происшедшей в бункере Гитлера.
Чтобы избежать паники после начала обстрела русской артиллерией, Гитлер принял решение не выпускать семью Геббельсов из бункера. Последнюю попытку спасти детей сделал отец Генриха, Роберт Лей. Он прилетел с юга в Берлин на маленьком самолете. Туда поместились бы не все дети Геббельсов. На вопрос Генриха Лея, почему отец отдал письмо Кунцу, тот объяснил: Роберт Лей, перед тем как улететь из Берлина, сказал: «Меня могут сбить. А вы врач, у вас больше шансов выбраться. Передайте это письмо моему сыну. Если выживете».
Кунц дал показания на суде. Он в точности повторил все то, что говорил в 1945 году русским следователям СМЕРШа. Магда Геббельс спросила его, может ли он помочь убить детей. Кунц отказался, рассказав, что несколько месяцев назад потерял двух дочерей во время авианалета, и после случившегося он просто не в состоянии покуситься на детские жизни. Тогда Магда заявила, что речь идет не о просьбе, а о «прямом приказе Гитлера».
— Достаточно ли того, что я устно передаю этот приказ или же вам необходимо, чтобы фюрер передал его лично? — спросила Магда.
Кунц ответил, что ему достаточно ее слов.
Адвокат Кунца задал вопрос: «Зачем понадобилась Гитлеру смерть детей?» И сам же ответил на него: «Видимо, затем, чтобы подтвердить собственную смерть». Прокурор возразил: «А зачем было Гитлеру подтверждать свою смерть? Не затем ли, что она на самом деле была инсценирована?!»
После этой полемики судья продолжил допрос Кунца:
Судья: Что произошло 1 мая 1945 года?
Кунц: 1 мая 1945 года Магда Геббельс сказала детям, что им необходимо сделать прививки, которые делают сейчас солдатам, потому что они, дети, тоже своего рода солдаты, которые должны выстоять. Я сделал уколы морфия сначала двум старшим девочкам, потом мальчику, потом остальным детям. Все это заняло около десяти минут.
Судья : Дети поверили?
Кунц: Да. Старшая девочка Хельга сказала остальным, что нужно сделать эти прививки и не бояться, как не боятся солдаты.
Дальше Кунц сообщает, что когда дети заснули, вошла Магда с капсулами.
— Вы обещали выполнить приказ фюрера, — сказала она. Но я ответил, что Гитлер мертв, что я не стану выполнять приказ убить детей Тогда она позвала Штумпфеггера.
Судья: Штумпфеггер дал детям яд? Кунц: Нет. Он отказался. Судья: Кто же дал яд? Кто отравил детей? Кунц: Мне это неизвестно. Судья: Расскажите, что известно вам. Кунц сообщил следующее: Когда доктор Штумпфеггер отказался дать детям яд, Магда истерически разрыдалась. Геббельс, сохраняя остатки самообладания, сказал:— Убирайтесь отсюда оба! Когда мы будем мертвы, наши тела должны быть сожжены так же, как тела фюрера и его жены. На улице вы этого сделать уже не сможете, поэтому сожгите нас здесь. Закройте все двери. И откройте двери в спальни детей. Этого будет… достаточно. Хотя бы это, вы, трусы, способны для нас сделать?Мы так и поступили. Мы открыли двери в спальни детей. Мы выполнили волю их родителей.
Судья: Но русские медики сделали заключение, что смерть детей Геббельсов наступила не из-за отравления продуктами горения, а в результате отравления цианистыми соединениями. Как вы это объясните?
Кунц: После того, как тела Геббельсов подожгли, бункер стал наполняться удушающим смрадом, началась паника… Многие покинули бункер, и я в их числе.
Коллегия по уголовным делам вынесла решение, что к Кунцу может быть применен закон об амнистии. Обоснование коллегии таковы: если бы Кунц не выполнил приказ, пусть даже и переданный Магдой Геббельс, он бы был наказан за это, как военный преступник.